Краса и ужас. Овидий, Тициан и культурные войны
В бостонском Музее Изабеллы Стюарт-Гарднер, проходит выставка шести полотен Тициана, которые создавались как единый проект, но последние три века хранились в разных коллекциях. В прошлом году галереи Лондона, Мадрида и Бостона договорились воссоединить их. Выставка вызвала неоднозначную реакцию американских критиков.
Один из них, Холланд Коттер из New York Times, вопрошает в заголовке своей статьи: "Сможем ли мы когда-нибудь смотреть на картины Тициана прежними глазами?" Виной всему мифологические сюжеты, которые рецензент оценивает с точки зрения современной этики и движения MeToo.
Владимир Абаринов. Придирчиво разглядывая шедевр Тициана, "Похищение Европы", Холланд Коттер не мешкая берет за рога быка, в которого превратился Зевс: "В сущности, весь цикл с его повторяющимися образами гендерно обусловленной демонстрацией власти и беззащитной женской плоти заставляет задуматься, избавлено ли искусство, сколь бы "великим" оно ни было, от моральной оценки".
Почему бы и нет: идет время, меняется оптика. Если искусство вечно, значит оно живо – тогда пусть меняется вместе с окружающим миром. Но мы все же попробуем начать сначала.
Цикл, о котором идет речь, создавался по заказу короля Испании Филиппа II – того самого, которого мы знаем по драме Шиллера "Дон Карлос" и написанной на ее основе одноименной опере Верди и роману Шарля де Костера "Легенда об Уленшпигеле". Во всех этих произведениях Филипп нарисован самыми черными красками: угрюмый обскурант, кровавый тиран для своих подданных и деспот для своей семьи.
Инквизиция, борьба с просвещением, еретики на кострах, "пепел Клааса стучит в мое сердце" – все это Филипп. Мрак и ужас. И вдруг он заказывает Тициану для своих частных покоев серию картин на сюжеты Овидиевых "Метаморфоз", картин фривольных, эротических. Так значит, он еще и лицемер, втайне предающийся пороку? Что стоит за этим заказом? Чего хотел Филипп и что он в итоге получил?
Об этом мы беседуем с бостонским искусствоведом, прекрасно знающим и Музей Изабеллы Гарднер, и картины, с которыми мы хотим разобраться, – Радой Ландарь.
– Ни в XVI веке никто не оспаривал, ни в наше время, – говорит она, – что этот художник был равен, в чем-то больше, в чем-то меньше, таким титанам Возрождения, как Рафаэль, Леонардо да Винчи, Микеланджело, в своем венецианском высоком и позднем Возрождении, знакомый с этими титанами и, соответственно, открывший двери в новые коридоры искусства для последующих художников, от очевидных преемников, таких как Рубенс, до совершенно невообразимого – до Рембрандта, Ван Гога, Матисса, до Ренуара, в конце концов.
Ни у кого никогда не возникало никаких сомнений в том, что Тициан был не только официально признан первым художником Венецианской республики. Он был и до сих пор один из первейших художников мирового искусства.
– Я бы записал сюда и прерафаэлитов, и Тернера, и Мане. Но это слишком широкие мазки. Впишем его в современный ему исторический контекст. Что его связывало с Филиппом?
– Тициан, как всякий гений, помимо воли предвидел какие-то вещи. Неслучайно один из пап римских отказался от своего портрета. Последующая история, биография папы Павла III нам показала, что вольно или невольно Тициан в композиционной расстановке, в каких-то психологических проникновениях в образы папы Павла III и его внуков Алессандро и Оттавио не то что предугадал, а в каком-то смысле предчувствовал последующий заговор любимых внуков папы против него.
Тициан умел проникать, как и многие другие великие художники, в самую суть того, что он изображал, будь то портрет или какая-то древняя мифологическая история. В этом смысле Тициан относился к Филиппу II Габсбургу в своих письмах, в своей живописи более точно, чем его воспринимали в последующие века. Дело в том, что враги католической Испании, рьяные враги – англичане, протестанты, на протяжении столетий создавали намеренно черную легенду о католическом короле Филиппе.
Они именно создавали эту легенду на основе действительно правдивых фактов и на большом количестве подтасованных анекдотов. Создавали это так умело, что легенда о жутком инквизиторе, о совершенно невозможном тиране, упрямце, о сыне, недостойном великого отца Карла V, о его жутких отношениях и коварстве с сыном Карлосом, о возможном убийстве Карлоса докатилась до наших дней.
Безусловно, король был не святым, мягко говоря. Он инициировал и активно продвигал гонения не только на крещеных мавров, крещеных евреев, но под его руководством издавались законы, наказывающие, обезглавливающие, сжигающие тех, кто в Испании имел дома в библиотеке книги Мартина Лютера, протестантские книги. Это все было. Это жуткая дань его положению, его времени.
Но многое здесь, конечно, черный пиар. Мы знаем, что этот король совсем по-другому воспринимался Тицианом. Не в черно-белой гамме, а в рамках той миссии, которая была возложена на одного из самых католических королей мира.
Что в принципе мы знаем об этом короле? Мы знаем, что он родился в 1527 году. Его отец знаменитый Карл V или Карл I, смотря как считать – в Испании одна нумерация, в Священной Римской империи – другая, вот этот Карл V, первый Габсбург на троне испанских королей, тогда Испании как таковой в полном объеме не было, держал на своей голове 27 корон. Он подолгу отсутствовал в Испании. Знал французский и немецкий, потом выучил в итоге испанский как чужой язык. Его сын был рожден в Испании, воспитывался в Кастилии. Его образованием отец занимался изрядно, хотя отсутствовал все время.
Дошли многочисленные инструкции, методички, письма, которые Карл V Габсбург направлял в Испанию для руководства образованием своего сына, единственного официального мальчика-наследника, в пользу которого Карл V за три года до смерти отрекся от престола. А Филипп уже в 16 лет становится соправителем своего отца в Испании. Образование он получил великолепнейшее. В частности, Карл V присылал его учителям методички своего учителя Эразма Роттердамского о том, как воспитывать христианских королей.
Когда он уже принимает в присутствии отца управление далекими Нидерландами, нидерландские жители, чиновники и аристократия удивлены и возмущены тем, что их король, в отличие от отца, не владеет немецким, не владеет нидерландским языком, на коронации приходится дочитывать начатую речь на французском. Так получается, что Филипп II запрещает у себя в Испании иностранные книги, непонятные книги. Во всем остальном это вполне такой ренессансный король, который покровительствует искусству.
– А вот эта история о том, как Филипп отобрал невесту у сына Карлоса – Шиллер ее сам придумал или он ее откуда-то вычитал?
– Он ее вычитал из легенд, созданных англичанами. Нидерланды постарались тоже в ходе революционных действий и отсоединения семи голландских провинций от владений Филиппа II. Была масса легенд. Шиллер взял жуткие красивые легенды, поверил им и создал свою драму. Поскольку он талантливо это создал, в этот сюжет верится довольно сильно.
Но любопытно, что мы знаем про Филиппа II, что он унаследовал от своего отца невероятную любовь к живописи, к произведениям искусства.
– Собственно, он и самого Тициана унаследовал.
– Унаследовал самого Тициана, он ему достался от батюшки. Известно, что Карл V пожаловал дополнительную пенсию Тициану за то, что тот, приняв предложение работать при дворе одного из римских пап, в последний момент отказался, поменял свое решение и уехал работать первым живописцем к испанскому королю, к Карлу V Габсбургу.
Это такой жест политический, показывающий папе, кто главный в мире. Первый среди всех живописцев мира Тициан благодаря Карлу V получил рыцарское звание. Потом всевозможные прекрасные Веласкесы будут просто когти рвать, чтобы получить мальтийское рыцарство, и не получат.
– Караваджо стал кавалером Мальтийского ордена, но без права ношения мальтийского креста, потому что не был дворянином.
– А Тициан получает дворянство легко, придумывает себе герб: медведица, облизывающая медвежонка. Дескать, искусство побеждает естество. Карл V одобрил этот замечательный герб.
– Он, по-моему, и на своем автопортрете написал орден Золотой шпоры.
– Да. Когда вспоминаем, как выглядит Тициан, всегда, если мы видели его автопортреты, в голове у нас такой старец, вельможа обязательно в роскошных нарядах и с окладистой бородой, обязательно с цепью Золотой шпоры.
Принято считать, что если Карл V заказывал своему любимому Тициану исключительно пристойные ветхозаветные какие-то картины религиозного содержания, то такой сладострастник, такой двуличный Филипп II, который огнем и мечом порицает нехристиан, при этом спокойно античную чувственную живопись заказывает художнику своего отца. Принято так считать, но это не совсем верно.
Потому что Филипп II заказывал Тициану огромное количество библейских картин, серьезных картин, огромное количество аллегорических картин. Для Филиппа II вот эти "поэзии", полотна на мифологические античные сюжеты, фривольные, я бы сказала, они давали некоторую очевидную, никто не будет спорить, усладу и отраду. Гейне забавно и очень точно сказал, что бедра Венеры Тициана нанесли более ощутимый удар католицизму, нежели все проповеди Лютера.
– Точная цитата такая: "Цветущее тело на картинах Тициана – все это сплошной протестантизм. Чресла его Венеры – тезисы куда основательней, чем те, что немецкий монах пригвоздил к церковным дверям в Виттенберге". Гейне, конечно, смешно выразился, но он исходит из совершенно неверной презумпции "прогрессивности" протестантизма и "реакционности" католичества.
В таком случае надо записать в тайные протестанты всех живописцев, писавших обнаженную натуру под покровительством Святого Престола. Тогда как умерщвляли плоть и запрещали светские удовольствия именно протестанты. Так что же Тициан хотел сказать и сказал Филиппу своими "поэзиями"?
Ведь он, можно сказать, потакал капризам заказчика, а может быть, и провоцировал его фантазию, когда писал Филиппу: "Надеюсь, что картина "Венера и Адонис" доставит такую же усладу Вашим очам, что и прежние работы Тициана, Вашего раба. Поскольку в "Данае", которую я уже отправил Вашему Величеству, фигура изображена спереди, то я решил показать в этой другой poesie фигуру со спины, дабы кабинет, в котором они обе будут выставлены, стал выглядеть куда более привлекательно".
– Это иллюстрации к "Метаморфозам" римского поэта I века до нашей эры Публия Овидия Назона. Это именно о превращениях людей, богов, животных, растений в другие существа, в созвездия, в камни, от самой мощной метаморфозы, сотворения, мира до превращения Юлия Цезаря в звезду. Там 250 сюжетов. Это сборник переработанных Овидием античных мифов. Конкуренты "Метаморфоз" по влиянию на западную традицию в литературе – только Ветхий завет и сочинения Шекспира.
Хотя сам Овидий прихватил много сюжетов, не изобрел, не придумал, не вспомнил, а прихватил у Гесиода и Гомера. Вообще XI, XII, XIII века до сих пор называют веком Овидия по количеству комментариев, использованию образов. Весь образованный западный мир любил прибегать к аллегорическим истолкованиям "Метаморфоз". Не исключение и образованный Филипп II, заказавший Тициану шесть больших картин по овидиевским "Метаморфозам".
Но Тициану тоже хотелось быть поэтом, драматургом. Он в письмах называл эти вещи "поэзиями". В этом цикле много радости для глаза, проявление чувств, желаний страстных, порывистых. Но в то же время там есть назидательные уроки о неизбежности наказания за удовольствие и о вознаграждении за благие поступки, которые тоже в свою очередь награждались удовольствиями – такой получался замкнутый круг.
Тициан как бы тремя парами эти картины написал. Они должны были висеть попарно, рядышком. Скажем, на одной картине Диана и Актеон, на другой – та же Диана и нимфа Каллисто. Обе эти картины объединяло не только то, что властная Диана в обеих картинах наказывает совершивших огрех. В одном случае – охотника Актеона, случайно набредшего в лесу на купающуюся Диану без одежды и увидевшего ее наготу, что есть преступление.
Мы не видим на картине этого, но чувствуем, что будет жуткое наказание. В другом случае парная картина – Диана наказывает нимфу Каллисто, которая была замечена Дианой в положении. Она приказывает своим прислужницам сдернуть одежду с Каллисто, сейчас она будет наказана за то, что забеременела, хотя принадлежит к сонму нимф-девственниц, давших обет безбрачия.
Безусловно, Диана по всем этим мифам многочисленным и у Овидия тоже отпускала нимф, которые изменяли своему решению относительно безбрачия, но они должны были ее предупредить, им было строго запрещено прикасаться к водам источника, где после обеда купалась богиня Диана.
А тут никто никому ничего не сообщил, Диана случайно увидела свою нимфу в естественном положении и превращает ее в наказание в медведицу. Хотя эта несчастная Каллисто не виновата, ее силой взял Зевс, превратившись в Диану, которой не могла отказать Каллисто. Это тема связи власти и насилия. Но при этом Тициан нам показывает невиновность Каллисто.
Мы видим, как у нее по щекам текут слезы. Чисто зрительно парными он делает эти картины. Если их вместе поставить, мы видим общую логику рисунка и света. Река из картины с Дианой и Актеоном перетекает в реку, на которой происходит это жуткое действо – и справедливое, наверно – Дианы по отношению к несчастной нимфе.
В каком-то смысле, поставив эти две картины вместе, замысел Тициана становится прозрачным. Мы понимаем, что помимо формы, услады, отрады для глаз усталого монарха Филиппа II, трудоголика на самом деле, работавшего по 20 часов в сутки, который усвоил от своего отца, что нельзя никому ничего доверять важного и неважного – если ты хочешь, чтобы это было хорошо сделано, сделай сам.
И потому была такая бюрократическая волокита при дворе Филиппа II: он пытался везде подпись свою поставить, все решить. Помимо отдыха, когда он проходит мимо этих картин, это, безусловно, урок в духе Эразма Роттердамского христианнейшему из королей.
Но какой урок может быть в этих пикантных обнаженных ню? На самом деле он есть. Да, Диана, владычица, поступила несправедливо по отношению и к Каллисто, и к этому несчастному Актеону, расправу над которыми мы не видим на полотнах, мы видим только собаку, которая льнет к ноге Актеона, увидевшего обнаженную богиню, но, зная мифы, мы сразу же вспоминаем, как она превращает этого несчастного Актеона в оленя, и тут же на охоте его собственные собаки, вскормленные им, друзья его, загрызают своего хозяина. Мы видим несправедливость. С другой стороны, монарх не должен сомневаться. Виноват, совершил огрех, пусть против своей воли – неважно, веди свою линию жестко.
Он семь картин написал, седьмую он не отправил, до Филиппа она не дошла. Но шесть пришли в чудесный совершенно дворец, в коридоре висели, они были занавесками закрыты. Многие историки до сих пор говорят: потому что нескромные были изображения. Но это не совсем верно. Господи Боже мой, в покоях у короля, в коридорах нескромные изображения – о чем вы?
Это был такой стиль презентации картин. Например, "Взятие Христа под стражу" Караваджо тоже всегда выставлялось под полотном, под портьерой для того, чтобы произвести дополнительный эффект. Ты приоткрываешь полотно, а там у тебя на глазах под стражу берут Христа. Ты приоткрываешь полотно, а тут у тебя прямо на глазах происходит похищение Европы.
Тициан, конечно, не порнограф только. Тициан был довольно сладострастным, как мы знаем, человеком, он был очень коротко женат на матери уже родившихся двух своих детей. Он активно пользовался услугами куртизанок, при этом был сибаритом, хорошо платящим. Он знал толк в женском теле. Естественно, он этот опыт переносил на холст, подав пример многочисленной плеяде художников, особенно венецианского толка и не только, в создании этого образа полногрудых, матрон таких со здоровым телом, со светлыми волосами.
(Продолжение по ссылке).
#тициан #метаморфозы_овидия #выставка #живопись #музей_изабеллы_стюарт_гарднер #old_masters #секреты_живописи_старых_мастеров.
